Алия Мустафина: «Над предложением возглавить сборную я размышляла сутки»

— Ну что, Алия, заставила вас церемония проводов глотать слезы?

— Нет.

— То есть совсем? И когда кадры мелькали на экране, как вы малюсенькая совсем начинали выступать, и потом – этот победный воздушный поцелуй зрителям, и пожелания счастья и блестящей карьеры в новом уже качестве от подруг-соперниц… Половина зала готова была прослезиться, а вы – снова кремень?

— Нет, все это, конечно, безумно приятно. Конечно, тронуло, заставило что-то вспомнить. Но я… Видимо, настолько назанималась я уже гимнастикой, что поняла: всё! Что я сделала свой максимум. И тут уже жалеть как-то не о чем. Тем более я сейчас работаю на «Круглом» и у меня, собственно говоря, ничего не поменялось. Кроме того, что я слезла со снарядов. И — начала на них смотреть со стороны.

— Вы искренне считаете, что максимум был достигнут? Болельщики, знаю, надеялись увидеть вас на Олимпийских играх в Токио.

— Даже если нет, я абсолютно об этом не жалею. И вообще люблю считать так: все, что ни делается, – к лучшему.

— Вы когда-то, а были уже чемпионкой и любимицей мировой спортивной гимнастики, сказали, что в жизни еще ничего такого, чем можно гордиться, не сделали. Сейчас, когда медальная копилка закрылась, тоже так кажется? Или все же возьмете слова назад?

— Наверное, для кого как.

— Забираете слова или нет?

— Не могу сказать, что забираю. Да, я, допустим, не великая Лариса Латынина. Но я сделала своё. В сборной мне казалось, что я мало успела, сейчас уже так не кажется. Да и после тех слов еще ведь что-то было на помосте. В принципе, все, что хотела попробовать, попробовала. Например, надо было восстановиться и вернуться в спорт после родов – восстановилась и вернулась. И вообще… Я не знаю, но мне чего-то так нравится сегодня моя жизнь, что — тьфу-тьфу…

— Что в ней такого, что такие слова вырываются?

— Да все нравится!

— Я вместо вас поищу минусы. Вы же, например, не хотели быть тренером, а стали?

— Не хотела. Но я никогда и не хотела уходить от гимнастики далеко. Всегда думала, как бы дать гимнастике еще больше: не только выступлениями, но и, если так можно сказать, своей личностью. Уходить из гимнастики вообще – вот это жалко. Я и не ушла, просто перестала тренироваться.

— Принимая предложение стать не просто тренером, а старшим тренером команды девочек, любой молодой специалист будет просчитывать риски.

— А риски всегда будут. Но, если так думать, то можно лежать в кровати и вообще ничего не делать. Нет, я к этому немного проще отношусь: понятно, что от меня ждут многого, но если вдруг не получится, то… у меня просто не получится. Я же пробую. С возрастом придет опыт. Я пробую. Придет этот нужный опыт не сейчас, а позже – значит, позже. Но я еще раз говорю: под одеялом лежать и не вставать, только и думая о любых рисках, – это не мое.

— Как это вообще все произошло? Вы были готовы к предложению? Сидели в Москве, вам позвонили: «Алия, приезжай на Круглое, возглавишь сборную юниорок…»

— Я действительно была в Москве, мне позвонила Валентина Александровна Родионенко и сказала: «У нас к тебе такое предложение. Давай-ка ты… У тебя есть сутки на то, чтобы подумать и дать ответ». А было 30-е декабря. 

— Дед Мороз пошел на опережение с сюрпризами.

— Да, хотя я сразу подумала: классно я сейчас буду готовиться к Новому году… Ну, ладно. Всем позвонила, кому посчитала нужным, и посоветовалась. Родителям сообщила так: вот такое предложение, и, как вы понимаете, оно означает, что воспитание Алисы опять ложится в основном на вас.

— Что услышали в ответ?

– Папа: езжай! И мама поддержала: хорошо! И ровно через сутки я позвонила с ответом: «Да, я попробую». 

— Понятно, что не один старший тренер решает все, очень много специалистов помогает сборной, но все же… Цена ошибок в юниорской сборной велика и, если говорить совсем жестко, не простительна. Эта сборная — подпитка основной команды, ее кадры.

— Я готова учиться. И готова осознавать свои ошибки. Так, наверное, скажу. И мне, верю, помогут, если что.

— А как вы видите роль старшего тренера?

— Он должен быть и наставником, и куратором, и звеном-связью между специалистами и главными тренерами…

— Уже получается?

— Пока не жалуюсь. Я думаю, мне еще помогает то, что у нас там довольно молодой коллектив. Есть, конечно, очень опытные тренеры, которые приезжают на сборы со своим девочками, но, мне кажется, и они не жалуются, им нравится моя работа. А это важно.

— Как вы поняли, что работа нравится, тренеры что-то уже говорят?

— Нет, но даже в процессе работы понимаешь. Например, я указываю на какую-то ошибку ребенку, а на следующий подход слышу, что то же самое говорит тренер. Это вообще самая большая награда. А я же еще эти ошибки могу объяснить не по книжке, а по своим ощущениям, и максимально просто, чтобы дети поняли. То есть не сказать, например: «сделай бросок не на 45 градусов». Ребенок это ведь не очень понимает. А показать на стенке точку: вот туда!   И тренеры видят, что это помогает, начинают также подсказывать, это классно.

— Как вам обращение Алия Фархатовна? В спорте становишься тренером – получаешь автоматически отчество.

— Мне – нормально. Потому что я топлю за уважение, за воспитание и считаю, что это правильно: даже если человек не так уж намного тебя старше, обращаться на «вы». Даже в обычной жизни, если моложе, но не знакомы, все равно на «вы». И то, что дети называют меня по имени-отчеству, это правильно. И привычка тут не нужна.

— А вот вы со своим характером, назовем его не особенно укротимым, что будете делать, если столкнетесь с подобным же у кого-то из подопечных девчонок? Одно дело самой жить с таким нравом, а другое – увидеть, как его показывают тебе.

— Думаю, помимо моего характера, за последние годы у меня появилось еще спокойствие – самое, если так можно сказать, большое. Причем такое, что я могу даже и не заметить «свой» характер в другом. Я не вспыльчивая, никогда не кричу, я даже громко не разговариваю. И, наверное, мое терпение заметно всем. Я могу терпеть, наверное, вечно. Меня из себя не выведешь. 

— Терпение было одним из важных компонентов успеха на помосте?

— Да, пришло еще в гимнастике, но не сразу. И заходило в меня постепенно, особенно в определенные тяжелые периоды, когда и все бросить хотелось, и слышала какие-то разговоры про себя. Тогда я научилась бороться с этим. Научилась всем недоброжелателям показывать дальнюю дорогу и… собственно, все. Меня перестали преследовать какие-то чужие мысли. Меня вообще не волнует, что обо мне говорят. Могут хоть бить меня за моей спиной – да, пожалуйста.

— И что это – мудрость такая наработанная или толстая кожа?

— Это мой выбор. Я хочу так. Так жить проще, да и, как я уже сказала, последнее время у меня нет абсолютно никакого повода расстраиваться. Единственный момент, когда я нервничаю: если болеет Алиса и у нее высокая температура, все-таки четыре года всего дочке.

— Я вот подумала, если вернуться к тренерской работе и спокойствию: а, может, просто не нашлась еще та девочка, которая способна вывести вас из себя?

— Может быть.

— А вы вообще никогда не кричали в жизни? Мне кажется, это рекорд для Книги Гиннеса.

— Я не помню. Может быть, если только с сестрой когда-то воевала. Не помню. Нет, я могу строго говорить. Но кричать – нет. Даже на горках, когда катаюсь, молчу. Да, чего там,  когда рожала – все тихо было. 

— Посмотрела я сейчас, как вы сидите на трибуне с Викой Комовой, Машей Пасекой (призеры Олимпийских игр, с которыми Мустафина выступала в одной команде – ред.). Ваши выступления – это такой огромный кусок жизни, который … Который – что для вас?

— Если брать моменты соревнования, то – было и было. А девочки – это совсем другая история. Мы можем не встречаться очень долго, но мы же, что называется, навсегда. Приезжаем куда-то, видимся, радуемся и мы – вместе. 

— «Нет абсолютно никакого повода расстраиваться». Это что? С работой – понятно.

— А что это может означать? У меня нет поводов нервничать, причин для беспокойства, поводов расстраиваться или плакать.

— У женщин они всегда есть. Куда-то не поехала или зря поехала, кого-то не встретила или встретила, ребенок не рядом, а где-то, и так далее.

— Нет.

— Это такая легенда для журналистов, чтобы отсечь утечку личного?

— Нет, правда.

— Обычно в интервью говорят: тут мне не удалось, поэтому я буду то-то и то-то, и строят планы, отталкиваясь от чего-то неудачного. У вас все хорошо. И планы, получается, абсолютно будничные. Так?

— Так.

— А личная жизнь?

— Так она на то и личная, чтобы не разговаривать о ней. Она есть, и, как я сказала, жаловаться мне не на что.

— Ваш первый день на Круглом в роли старшего тренера девочек, каким был? Хоть тогда понервничали?

— Мне было страшно.

— Наконец-то. А то прямо реально железная леди.

— Я не то, что нервничала, просто – новые дети, новые тренеры, всё новое. Я Андрею Федоровичу (Родионенко, главный тренер сборной России. – ред.) сказала: первый день просто посмотрю. Он: да-да, конечно. Прошел первый день, второй, к четвергу у меня план тренировок сбора был уже готов. Пришла к Родионенко, он подписал.

— Без правок?

— Без.

— Вам снится, что вы выступаете? Или восстанавливаетесь после травмы?

— Снилось. Причем какая-то фигня, что мне звонят и говорят: «Алия, надо поехать на чемпионат мира». Я говорю: «Вы что – больные? Как я поеду, если два года не тренируюсь?» – «Надо! Мы в тебя верим».  И на этом просыпалась.

А травма… Нет. И я никогда не боялась выступать после нее. Страшнее сейчас, когда Алиса у меня есть. Я даже летать боюсь. А страха получить травму и не было. Вот кто-то говорит: ребенка не отдам в гимнастику, не дай бог чего… Я прошла через травмы, три операции, но дочку готова отдать заниматься в гимнастику. Это о чем-то говорит?

— Не ради того, чтобы она была перед глазами?

— Нет, конечно. Да и разве гимнастика – самый травмоопасный вид спорта? Откуда берутся такие разговоры? Да, сложный. Но для этого есть тренеры и все условия, чтобы грамотно подготовить спортсмена. Возьмите любой вид спорта – везде хватает проблем подготовки, для спорта травма – вообще обыденное дело.

— Просто в спортивной гимнастике выступают молодые девочки, за них все особенно переживают. Вон в фигурном катании какие страсти вокруг повышения возрастного ценза бушуют.

— У меня такое впечатление, что все упирается только в одно – победы чужие никому не нравятся, а Этери Тутберидзе и ее спортсменки умеет побеждать. В сложных по координации видах спорта девочки везде выступают юными: гимнастика – и спортивная, и художественная, прыжки в воду, акробатика… Я не вижу смысла вообще обсуждать возрастной ценз.

— То есть вы не принимаете доводы тех, кто говорит, что нельзя нагружать юный организм нагрузками, которые потом плохо аукнутся?

— Об этом почему-то говорят, вернее, предполагают какие-то страшилки, те, кто их никогда и не испытывал. А всему свое время. Если нагрузки не испытывать в 15 лет, то после переходного возраста на них и сломаться можно. Поэтому – чем меньше возраст, тем легче все дается. И когда ты в более легкой форме всю эту нагрузку проходишь, она и ее достижения с тобой вместе и идут дальше. Все элементы надо учить в маленьком возрасте. Потому что в 20 лет это сделать будет намного сложнее. Плюс нагрузка же должна быть правильная, тогда при отсутствии ошибок и травм не будет. Это я уже очень хорошо увидела со стороны тренера.

— Еще что-то новое открыли для себя?

— Пока не могу сказать. В принципе, как я себе это представляла, так оно и происходит. Я же много с маленькими девочками выступала. И отчасти в роли тренера находилась: тренер не имеет права на ошибки во время старта указывать, а про спортсменов в правилах ничего не сказано, я могла. И я много простояла под помостом, переживая за девчонок, это все было.

— Уже пришлось с родителями юных спортсменок общаться?

— Пока нет, но для меня и это не проблема.

— Родители разные бывают, иногда — тренера буквально изматывающие.

— Ну и что?

— И как с ними разговаривать?

— Уважительно.

— Алия, как вы видите себя лет через пять?

— Сложно сказать, но я очень надеюсь, что не изменю своим принципам.

— Каким?

— Быть доброй, уважительной и делать свое дело.

— Вы очень быстро их назвали, видимо, сформулировали давно.

— Давно, ничего придумывать не надо.

Источник: mk.ru